Деревня Новошино возникла в начале XVI века. В писцовой книге Устьянских волостей говорится о деревне Новошино (сначала она называлась Новушинская) в 1549 году. В книге «История одного северного захолустья» М. Романова (издательство «Советская мысль», 1925 год), как пример упоминается, что в 1612 году в эту деревню разрешено поселиться Ивану Долгомудову. Разрешено ему поставить «избу осмерик да сарай на четырех столбах да клить на под клите». Во второй половине XVII века положение крепостного крестьянства ухудшилось несравненно сильнее, чем положение крестьянства черносошного. Притеснения помещиков заставляли крепостных искать такие места, где помещичьей власти не существовало. Толпы крепостных крестьян бежали на окраины государства. Часть этих беглецов оседала в глухих захолустьях Севера, а так как Устьмехренская соха представляла собой очень укромный уголок, приток сюда этого элемента несомненен.Желающие переселиться в Дмитриевскую волость находились и среди свободного крестьянства окрестных, более открытых местностей, где государственная власть давала себя чувствовать сильнее. Население деревни Новушинской (Новошино) состояло из переселенцев с берегов Северной Двины. Соха с великим удовольствием принимала к себе новых поселенцев. Чем больше было новых поселенцев, тем легче было нести сошное тягло. Ради привлечения поселенцев соха давала им на первое время значительные льготы и ссужала им все необходимое для обзаведения хозяйством.

Следует отметить, что землей распоряжалась и владела не одна деревня Новошино, а вся Дмитриевская соха. Но пашни, распаханные «в черном лесу», считались собственностью до тех пор, пока их не клали в выти, по новой переписи — если они были недалеко от надельной земли. Если же они были далеко, то при новой переписи клались не в выти, а в оброк и становились собственностью государства, сдававшего их тем, кто больше заплатит.

Система хозяйства была трехпольная. Полевой земли было не очень много. Скотоводство также было не очень развито. По местным преданиям (воспоминания стариков), в прежние времена только богатые имели полные валенки, а бедняки носили зимой валяные коты, с холщовыми голенищами. Судя поэтому, овцеводство было тоже не очень развито. Скот, по крайней мере, крупный, содержался не в теплых помещениях. Это видно, как из разрешения, данного Ивану Долгомудову (1612 год), где в числе необходимых построек не упомянуты хлева для скота, а только сарай на четырех столбах, так и из местных преданий. Старики из поколения в поколение пересказывали о прежней «муке», когда «не знали моды» строить теплые помещения для скота. Молодые телята и ягнята всю зиму жили в избах.Наряду с трехпольными полями и полянками «на черном лесу», где господствовала переложная система — хлеб сеяли на «огнищах» или «новинах», где земля обыкновенно не пашется, и хлеб сеется прямо на поверхность вырубленного и выжженного в лесу места. Эти огнища были главным источником хлеба, так как урожаи на них достигали огромных размеров. Мне об этом очень интересно рассказывала моя мама (она родилась в 1905 году): они с отцом и братьями ходили в лес и жгли новины (это было примерно в 1914-1916 годах). Это была очень тяжелая работа. На эти новины сеяли, как правило, рожь, ячмень. По рассказам стариков, в наших краях очень хорошо росли рожь, ячмень, пшеница, овес, лен, конопля. На специально отведенных местах — «капустниках» — выращивалась капуста, на грядках около домов лук, редька, репа. Позже выращивали брюкву и картофель.
Думаю, что будет интересна для моих земляков и такая информация. В писцовой книге Устьянских волостей 1645 года дано следующее описание деревни Новошино:По этому поводу С.И. Тупицын (краевед и мой учитель) сделал следующее пояснение: в 1645 году писцы нашли один двор двух братьев Семена и Федора Тимофеевых. Их родовое прозвание Парфеньевы, но оно еще не является фамилией — так, видимо, звали их деда или прадеда. Дом большой, в длину более 20 метров и поперек 14 метров. Естественно, в него входил набор хозяйственных построек: жилая изба, клети, двор для скота, хлева, конюшня, сенник, возможно, была и скотская изба для приготовления корма, и содержания молодняка в зимние холода.

Второй дом на деревне Ивашки Дмитриева еще совсем не развалился, но им никто не пользуется, указана и причина запустения: глава семьи умер в 1622 году, его наследники не смогли справиться с нуждой и покинули дом.
От третьего дома осталось только дворовое место, сам дом не сохранился. Выражение «лесом поросло» не надо понимать в буквальном смысле — что в деревне на месте дома вырос лес. Так писали всегда, желая показать, что землей никто не пользуется. И еще одно замечание: в писцовых книгах переписывалось только мужское население, из женщин записывались только вдовы, так как они считались главами семей.

Думаю, что является интересной и вторая часть описания деревни (1645 год):
«Пашни паханые осмина да перелогу четь, да лесом поросло пустоты 14 четь с осминою в поле, а в дву потом уж. Сена по реке по Устье 20 копен. Лесу пашенного 6 десятин, а не пашенного 10 десятин. В живущем пол чети выти. Сена за вытью осталось 18 копен и за сено давати оброку по 11 копен на год. А пустых вытей сенные покосы поросли лесом летом со 1596 году…».

И опять же пояснения С.И. Тупицына — пахотная земля измерялась вытями, четями, осминами.. Лес измерялся десятинами, сенокос — копнами. В выти было средней земли 14 четей, худой 16 четей. Четь равна 0,5 десятины, осмина — половина чети. Как мы уже говорили выше, земледелие было трехпольное, и количество земли измерялось в одном поле, а в двух других столько же, то есть для общего количества землю одного поля надо умножить на три. Перелог — отдыхающая земля, которая может быть распахана. На выть полагалось 40 копен сена. Считалось, что 10 копен равны десятине, в малой копне 5 пудов сена (16 кг. пуд), в большой — 15 пудов, волоковой -10 пудов.

Сделав разъяснения по мерам, определим количество земли «в живущем», те. используемой в деревне Новошино. Пахалось 0,75 десятины, перелога — 1,5 десятины, запустела 21 десятина, сенокоса косилось около 4 десятин, запустевшей не определен. Так как сена было на 18 копен больше, чем полагалось по пахотной земле, то платили дополнительно 11 денег или 7,5 копеек оброка (десятина примерно равна современному гектару).

Писцы при описании деревень пользовались выписками (сотными) из предшествующей переписи, которая проводилась в 1565 году писцом Иваном Невежиным. Ссылки на эти выписки позволяют сделать вывод, что вокруг деревни Новошино сформировался куст деревень, небольшая волость. Видимо, не зря много лет спустя деревня Новошино стала центром сельсовета. Деревня Шадрино дожила до наших дней, а место деревни Бораково трудно определить.


На примере этих описаний можно утверждать, что наши деревни древние. Корни их уходят в XV и XVI века. Сама деревня Новошино.

За столетие — с 1539 по 1645 годы — количество деревень в Устьянской волости удвоилось, а количество дворов в них выросло в 6 раз. Конкретно про деревню Новошино можно утверждать, что она возникла не позднее начала XV века. Все деревни значительно позже стали большими, по десятой ревизии 1858 года деревня Новошино уже насчитывала 20 дворов, 74 мужчины, 81 женщину, а деревня Шадрино — 8 дворов, 42 мужчины и 34 женщины. В начале XX века в деревне Новошино было 59 крестьянских дворов, мужчин 149, женщин — 151, пашни — 156 десятин, покоса — 146 десятин, лошадей 50, коров — 87. Это был период подъема в развитии нашей деревни.

Что касается административных преобразований, то до 1780 года деревня Новошино входила в состав Дмитриевской волости, затем она вошла в состав Красноборского уезда. В 1796 году в связи с ликвидацией Красноборского уезда деревня передана в Вельский уезд Семеновской волости. 20 июля 1919 года Дмитриевская и Семеновская волости переданы Сольвычегодскому уезду. В 1924 году в связи с образованием Красноборского района обе деревни отошли к нему, образуя Новошинский сельсовет. В 1931 году в связи с ликвидацией Красноборского района деревни вошли в состав Черевковского района. По Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 6 июня 1941 года Новошинский сельсовет передан из Черевковского района в Красноборский, сам же акт о передаче был составлен 1 ноября 1942 года. В деревне Новошино было 87 хозяйств, а в Шадрино — 59.

Вершиной развития деревни Новошино были 20-е годы, годы НЭПа. Старики рассказывали, я сам об этом неоднократно слышал, что хорошая жизнь было до Великой Отечественной войны. Собирали хорошие колхозные урожаи хлебов, льна, рос лучший клевер в районе, в колхозе было много скота и лошадей. В деревне активно строили новые добротные дома.

Даже после войны и до 70-х годов деревня хорошо жила. В деревне на реке Устья была построена прекрасная водяная мельница, которая днем и ночью молотила и веяла замечательные новошинские хлеба. А мы, мальчишки, на колхозных лошадях возили с наших красивейших полей снопы ржи и пшеницы, овса и ячменя на мельницу (молотилку). Наш колхоз имени Сталина всегда выполнял народнохозяйственные планы. В деревне была семилетняя школа, сельский клуб, почта, медпункт, библиотека, футбольное поле и волейбольная площадка.

В нескольких километрах от деревни строились крупные поселки лесозаготовителей (Черные, Сюйга, Осиновки, Новостройка, Комсомольский) Новошинского лесопункта. Об этом периоде нашей деревни очень характерным является воспоминание московского профессора Генриха Павловича Гунна, который побывал с экспедицией в эти годы в наших краях и в своей книге «Две реки — два рассказа» (издательство «Мысль», Москва, 1976 год) рассказал: «… Мы попали в довольно большую и людную северную деревню. Хотя она и стояла за непролазным волоком, на котором только что застрял трактор, не похоже было, что здесь обитают берендеи, не видавшие пароходов. Как выяснилось, невдалеке от деревни возник лесопункт, и в округе, прежде жившей замкнутым мирком, появились новые люди. Мы шли за стариной в патриархальный мир прежнего Севера, а встретились с новым, промышленным краем.

Мы, конечно, пытались искать старину, и это вызывало всеобщее удивление. Не столько вид незнакомых людей, пришедших откуда-то с ружьем, удивлял, как странные их расспросы о песнях и сказаниях. У них были чистые новгородские лица, ясные детские глаза, и говорили они чистым, незамутненным языком, нараспев с особенными словами и оборотами — речь их хотелось сравнить с тем ручным ручейком, из которого мы пили воду берестяным ковшиком. Уже это было находкой, а мы все хотели чего-то особенного и сразу…». Это путешествие Генрихом Павловичем было совершено примерно в конце 50-х годов. И вот он снова здесь примерно через 15 лет. «…А волок, как он теперь? Он остался, конечно, но теперь им не пользуются. Теперь, чтобы попасть в Новошино, где ныне находится один из четырех крупных лесопунктов района, из Красноборска до Новошино за десять минут можно долететь самолетом, которые за день делают несколько рейсов. Кроме этого из Красноборска проложена хорошая грунтовая шоссейная дорога…».

С конца 70-х годов начался стремительно нарастающий упадок жизни по всем направлениям. По данным на 1 апреля 1987 года, в Новошино было 29 хозяйств, 47 жителей, в Шадрино — 22 хозяйства, 36 жителей. В среднем на одно хозяйство не приходилось и двух человек. Здесь остались жить одни пенсионеры. Сегодня деревня Новошино имеет удручающий вид. Постоянно проживают несколько человек, а в Шадрино и того менее. Очень больно видеть нашу красивую деревню практически умершей, стоят добротные пустующие, порой брошенные дома.

Я никому не хочу сделать упрек в том, что деревня Новошино позабыта, позаброшена и, видимо, скоро ее не будет на карте области. На протяжении четырех веков наши предки с величайшим трудом отвоевывали, выдирали у леса жизненное пространство. Мы бездумной политикой по отношению к деревне за жизнь всего одного поколения довели ее до полного упадка. Возрождение деревни Новошино не состоится: ни у кого нет для этого ни желания, ни умения. Окончательная судьба обеих деревень будет такой же, что и у деревни Маломса (выше по реке Устья на 12 километров). Поезд жизни ушел. В то же время, мне кажется, все бывшие жители нашей деревни поминают ее добрым словом. Деревня погибнет, но памятный столб из нержавеющей стали, установленный Клавдием Рогатых (тоже бывший житель деревни) будет символом и памятью всем новошинцам — людям труженикам, честным, будет стоять вечно.